Вечером мы их напоили, как следует, и сами попили неслабо, а утром с нашим генералом поехали в Моздок. Ему тоже пришла замена — начальник штаба корпуса. У того сразу начались барские замашки. Что-то насчет формы одежды, отдания чести, заправки постелей и прочий армейский маразм, но он хорош в мирное время, а не во время войны. Нам с Юрой было глубоко наплевать. Мы тепло попрощались с Сан Санычем, Серегой Казарцевым, со всеми, с кем прошли под пулями и осколками. Было жаль уезжать. Мы оставляли часть себя, часть наших жизней, часть нашей души.
В шесть утра мы погрузились в автобус, а всего нас было пятнадцать человек, и в девять прибыли на авиационную базу в Моздоке. Там нас ждал самолет «Ан-12». Огромная махина, состоящая из двух салонов. Один маленький — на шесть человек и второй огромный — грузопассажирский. Пришел таможенник и начал грубо обыскивать нас. Нас, фронтовиков, обшаривали, как последних жуликов. После посадки командир корабля спросил у нас:
— Если полетите в большом салоне, то будет посадка в Ростове на дозаправку, потому что пойдем нижним эшелоном, и до Новосибирска будем лететь восемь часов, если в маленьком салоне, то через четыре-пять часов будем на месте.
Естественно, выбрали маленький салон. Посадочных мест всего шесть, к нам присоединились еще незнакомые солдаты, матери, которые забрали своих сыновей из плена. Набилось человек тридцать. Туалета в этом салоне не было, курить тоже нельзя, вентиляция слабая. Генерал, несмотря на предложение пилотов лететь у них в кабине, был с нами. Из солидарности. Из-за фронтового Братства.
Было тесно и неудобно, да разве это неудобства, по сравнению с войной?! Мы прилетели в Новосибирск. На военной попутке добрались с Юрой до железнодорожного вокзала, выпили по сто грамм. Обнялись. Он уже приехал домой, мне предстояло добираться до Красноярска.
— Счастливо, брат!
— Удачи!
— Спасибо, что прикрывал мне спину!
— А ты мне.
Слезы душили нас. Говорить можно было всю оставшуюся жизнь, но пора по домам. Война кончилась. Юра пошел на остановку, поворачиваясь через каждые пять шагов, и махая мне рукой, я отвечал ему тем же, смахивая слезу.
Когда он ушел, я пошел на вокзал, купил билет. Отбил телеграмму жене. Сообщил, что буду такого-то числа, после обеда. Позвонил в Красноярск своему другу — председателю Торгово-Промышленной палаты по Центрально-Сибирскому региону Кострину Валерию Алексеевичу и попросил его меня встретить. Тот был страшно обрадован, и заверил меня, что непременно встретит.
Поезд был в три ночи. А на часах было около восьми вечера. Зашел в ближайший киоск, взял пару бутылок коньяка, бутылку водки и отправился к своему другу Ивану Мироненко, он жил в общаге на Красном проспекте.
Стучу в дверь.
— Кто там? — слышится голос Ивана.
— Миронов моя фамилия.
— Слава! — дверь распахивается. — Заходи!
Потом он позвал еще одного общего приятеля Серегу Мазлова. Мы выпили все спиртное, я сидел и говорил, говорил, надо было выговориться. А потом они пошли меня провожать. По дороге взяли еще бутылку коньяка. Возле вагона выпили ее прямо из горлышка, без закуски. В вагон какие-то нерусские пытались погрузить тюки с товаром. По внешнему виду очень напоминали чеченцев. Проводница кричала на них, чтобы шли к бригадиру поезда, и договаривались с ним. Они совали ей деньги, она кричала на них. Я не выдержал:
— Что ты кричишь на них! Сейчас мы отберем товар, а самих спустим под колеса. Они же духи!
— Слава! Ты что говоришь?! — оборвал меня Иван. — Успокойся, все, война закончилась.
— Извините, мужики, не могу так быстро перестроиться.
Они посадили меня в вагон. Я проспался, и вот подъезжаю к самому прекрасному, самому любимому городу. Вот они, мои любимые красные сопки. Вот часовня. Господи! Я дома! Бесполезно говорить, что испытывал в тот момент. Восторг, счастье, умиление — не хватит эпитетов в русском языке для перечисления всего.
На вокзале меня встречал Кострин. Мы обнялись, я не смог сдержать чувств и прямо на перроне заплакал. Алексеевич, который старше меня, тоже не смог сдержать себя. И вот мы как два идиота стояли посредине перрона и, обнявшись, всхлипывали. Потом поехали к нему на работу, что напротив Детского мира и распили пару бутылочек шампанского.
Затем он повез меня домой. Сердце учащенно билось. Я испытывал непонятный страх. Взлетел на третий этаж на одном дыхании и позвонил в дверь.
Залаяла моя собака и дверь распахнулась, на пороге стояла самая прекрасная, самая любимая женщина — моя жена.
солдатами Ширванского полка. — Я.Г.
солдатами Апшеронского полка. — Я.Г.
солдаты Куринского полка. — Я.Г.
Таким нелестным термином называли выпускников институтов, призванных на два года в офицерском звании
так, впрочем, и с нашим автоматом АК-47 и АКМ
боекомплект
у внутренних войск и пограничников номера частей четырехзначные, в армии — пятизначные
прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы
веселенький разброс, подумаешь — одной тысячей больше, одной меньше
после окончания первого «чеченского конфликта» общевоинский Устав заменили, в новой редакции такая статья отсутствует
Министерство по чрезвычайным ситуациям
автомат Калашникова складной
автомат Калашникова складной укороченный